– Постараюсь, куда тут денешься.
Тут появился Жуков, к мрачному виду которого я уже начала привыкать, и наша беседа прервалась. Я было подумала, что меня сразу же потянут к ответу, но тут, к счастью, к Жукову прорвался генерал Григорьев. Я перевела дух. Может после разговора с ним Жуков не так на меня озлобится. Впрочем, сейчас узнаю, потому что меня тут же вызвали в кабинет.
Вид у Жукова был, если можно так сказать, несколько озадаченный.
– Скажите, товарищ Северова. Что вы пообещали товарищу Цанаве за радистов?
– Ничего не обещала, товарищ генерал армии. Только то, что мы сами соберем всех людей по его спискам и что обеспечим их обучение своими силами.
– И больше ничего?
– Ничего. Да вы сами можете у него спросить. Вы же завтра тоже будете на совещании.
– На каком совещании?
Ой! А Жуков-то еще не в курсе! Что делать, придется мне его информировать.
– Товарищ Цанава сказал, что на завтра его вызвали в Москву. И вас тоже вызвали.
И совсем упавшим голосом добавила.
– И меня тоже.
– Так, интересно, почему мне об этом никто не доложил.
С этими словами Жуков нажал кнопку на столе. Тут же в кабинете появился Коротыгин.
– Мне были какие-нибудь указания из Москвы?
– Так точно, товарищ генерал армии. Вот шифровка, в которой вас и товарища Северову вызывают в Москву завтра к 16 часам. Шифровка подписана товарищами Тимошенко и Берией.
– А почему мне докладываете только сейчас?
– Она поступила всего пятнадцать минут назад. Я как раз нес ее к вам.
– Хорошо, оставьте шифровку и свободны.
Коротыгин положил шифровку на стол и вышел.
– Товарищ Григорьев, вы можете идти. Радистами теперь вы будете обеспечены, так что надежная связь должна быть все время.
– Слушаю, товарищ генерал армии. Через неделю будет надежная радиосвязь.
С этими словами генерал Григорьев вышел, а я осталась один на один с Жуковым. Он как-то задумчиво поглядел на меня, помассировал затылок, снова посмотрел на меня и, наконец, заговорил.
– Вы ничего не хотите мне сказать, товарищ Северова?
Конечно, не хочу. Только чувствую, не отвертеться. Но, по крайней мере, попытаюсь.
– Никак нет, товарищ генерал армии, не хочу.
– Но у вас есть предположения, почему вдруг меня вызывают в Москву?
– Так точно, есть.
– Мне что, каждое слово из вас клещами вытягивать надо? Доложите нормально все, как есть.
– Я два дня назад отправила бумагу на имя товарища Берии, в которой написала свои соображения по поводу возможного развития событий.
Эх, пропадать, так с музыкой! Пусть думает, что хочет – я его не боюсь.
– Я написала, что вполне возможно, что наши войска будут отступать и оставят немцам большую часть Белоруссии. Тогда нужно будет организовать партизанские отряды. Это работа товарища Цанавы. Но отряды должны будут действовать согласованно с армией, то есть с вами. И лучше всего такие планы согласованных действий обсудить именно сейчас, пока нет ни артобстрелов, ни бомбежек.
Протараторив все это, я замолчала и уставилась на Жукова. Ух, какие молнии! Хорошо, что тут все заземлено, а то точно быть пожару (шутка). Потом молнии прекратились – осталось только небольшое искрение. Я увидела, как Жуков отодвинул от себя подальше пресс-папье, и поняла, что он борется с сильнейшим желанием запустить этим пресс-папье в меня. Кажется, поборол – уже легче!
– А теперь с максимальной точностью перескажи, что ты там понаписала.
Ой-ой. Генерал перешел на ты. Это точно не к добру. Я добросовестно пересказала почти дословно, все, что изложила в бумаге. Только что картинки не нарисовала.
– Товарищу Цанаве тоже все так подробно изложила?
– Никак нет, товарищ генерал армии. Только вкратце.
– Товарищ Цанава знает твою биографию?
– Нет.
– Кто еще в курсе письма? Через кого ты его переправила?
– Через своего непосредственного начальника, майора НКГБ Григорьева.
– Так, это еще не так страшно. Я слышал, что он человек серьезный. А теперь скажи-ка мне, Анна Петровна. Когда ты в группе Мехлиса прибыла сюда, в Минск, к кому в первую очередь направился товарищ Мехлис?
– Как это, к кому? К товарищу Павлову, конечно. Мы же к нему и прилетели. Ой, нет, сначала мы поехали в ЦК КП Белоруссии к какому-то секретарю. Извините, не помню фамилии.
– Вот именно! И не к какому-то секретарю, а к первому секретарю ЦК компартии Белоруссии, товарищу Пономаренко Пантелеймону Кондратьевичу. Если бы ты в своем письме говорила о взаимодействии диверсионных отрядов и армии, то не было бы никаких проблем. Это все осталось бы между мной и Цанавой. Но ты использовала термин партизанская борьба. Этот термин означает войну народную. А кто в нашей стране руководит всем народом?
– Товарищ Сталин, конечно.
– А как называется должность товарища Сталина?
– Генеральный секретарь ЦК ВКП(б).
– Вот именно, ВКП(б). Это в рамках всего СССР. А в Республике Белоруссия всем руководит первый секретарь ЦК товарищ Пономаренко. Он, между прочим, еще и член Военного совета Западного особого военного округа. Понимаешь, что будет, если он узнает, что ты в своей бумаге его не упомянула?
– Не знаю, но думаю, что ничего хорошего.
– Слава богу, сообразила!
С этим словами Жуков снял трубку правительственного телефона и набрал какой-то номер.
– Лаврентий Фомич. Добрый день, Жуков беспокоит. Да, именно по этому поводу и звоню. Наша общая знакомая только сейчас ввела меня в курс дела. Что, так я и думал. Во сколько? Понятно, буду. Нет, ее брать не буду. Согласен, так и сделаем. Все, через час встречаемся у Пономаренко.